Ментальные ресурсы субъекта и жизнеспособность личности

С.А. Хазова

* доктор психологических наук, доцент кафедры социальной психологии Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова, Кострома

* Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект №14-28-00087), Институту психологии  РАН.

 

Аннотация:

В статье подчеркивается актуальность исследования ментальных ресурсов субъекта как основы его жизнеспособности. Указывается, что они связаны с эффективностью совладания с трудными жизненными ситуациями. Анализируются результаты трех серий эмпирических исследований (метод – полуструктурированное интервью): 1) изучение ментальных ресурсов субъекта в подростничестве, юности, взрослости (n=116) позволяет зафиксировать усиление ментальных ресурсов, связанное с приобретением опыта совладания; 2) анализ ресурсов двух групп пожилых людей (n=50): удовлетворенных / неудовлетворенных жизнью акцентирует роль восприятия себя как активного и жизнеспособного в адаптации к «отстранению от дел»; 3) описание состояния истощения ресурсов в ситуации воспитания ребенка с ОВЗ (n=38) подчеркивает его роль в снижении жизнеспосбности. Делается вывод об определяющем вкладе ментальных ресурсов в сохранении жизнеспособности личности.

Ключевые слова. Ментальные ресурсы; жизнеспособность личности; накопление ресурсов; потеря / истощение ресурсов; совладающее поведение; концептуализация опыта; трудные жизненные ситуации.

 

Современная нестабильная, кризисная политическая и экономическая ситуация в России и во всем мире предъявляет особые требования к человеку как субъекту жизни, ответственному за собственные выборы и собственную продуктивность. Однако одни люди, несмотря на травмирующие условия жизни, череду потерь и негативных событий, остаются жизнестойкими, активными, сохраняют надежду на лучшее и веру в людей, а другие, на чью долю не выпало и десятой части испытаний, доставшихся первым, кажутся сломленными, живут без радости и осложняют жизнь другим людям. Вероятно, ответ на этот вопрос лежит в плоскости анализа жизнеспособности человека, его способности решать ведущие жизненные задачи, жить эффективно и осмысленно (Ананьев, 2001).

Анализ теоретических подходов к пониманию жизнеспособности позволяет выделить такие ее компоненты, как:

- способность строить полноценную жизнь в трудных условиях, быть успешным даже в неблагоприятной ситуации (M.V. Fraser, A.S. Masten, J.M. Richman, E.E. Werner, С. Ваништендаль, М.П. Гурьянова, И.М. Ильинский);

- способность к социальной адаптации и саморегуляции (M. Rutter, А.И. Лактионова, А.В. Махнач, А.А. Нестерова, Е.А. Рыльская);

- способность совладать с трудностями (G. Esser, N. Garmezy, С. Ваништендаль, А.А. Нестерова, Е.Г. Шубникова);

- социальная компетентность, смыслотворческая коммуникабельность (J. Ball, S. Peters, А.А. Нестерова, Е.А. Рыльская);

- способность к достижениям и самомотивации (А.А. Нестерова, E.E. Werner, M.H.Schmidt);

- способность управлять собственными ресурсами в контексте социальных, культурных норм и средовых условий (J. Ball, S. Peters, А.И. Лактионова, А.В. Махнач).

Кроме того, авторы утверждают, что жизнеспособность личности органически связана с особенностями самооценки и Я-концепции (E. Dorard, N. Garmezy, M.H.Schmidt, E.E. Werner), интеллектуальными способностями, в том числе, прогностическими (A.S. Masten, M.G. Reed), интернальным локусом контроля и реалистическим атрибутивным стилем (N. Garmezy, C.W. Kohlmann, M. Rutter), а также с благоприятными социальными отношениями, в том числе, с поддержкой внутри семьи (C.J. Holahan, B. Holler-Nowitzki, K. Niebank, F. Petermann H. Scheithauer).

Эти идеи дают основание утверждать, что жизнеспособность личности как интегральное качество опирается на систему «внутренних сил» - ресурсов человека, позволяющих ему демонстрировать высокие достижения, успешно справляться с требованиями жизни, совладать с разнообразными стрессами, как повседневными, так экстремальными и хроническими, испытывать удовлетворение собственной жизнью, то есть чувствовать себя и быть субъектом собственной жизни. Именно ресурсы как «позитивные черты личности» (М.Е.Р. Seligman, М. Csikszentmihalyi, 2000) существенно расширяют возможности человека, повышают его ценность в глазах окружающих, делают его более успешным, продуктивным, а, следовательно, и жизнеспособным.

Мы исходим из того, что ресурсы субъекта имеют ментальную природу: формулируя определение ресурса, мы акцентируем его представленность в ментальном опыте субъекта и исходим из того, что и внутренние (интрапсихологические) характеристики, и объекты физической и социальной среды начинают играть ресурсную роль только тогда, когда им приписаны, приданы личностная значимость и ценность по отношению к достижению позитивных для субъекта результатов (Хазова, 2014). Такая авторская позиция соотносится с позицией С.Е. Хобфолла, предлагающего понятие «оцениваемый ресурс» – исходный ресурс плюс его добавленная «ценность» для человека (Hobfoll, 1989, 1998). Таким образом, все ресурсы субъекта имеют ментальное происхождение, а их возникновение, развитие, управление ими опирается на процессы анализа, установления причинно-следственных связей, интерпретации, прогнозирования и т.д., то есть на процессы концептуализации.

Для доказательства роли ментальных ресурсов для сохранения жизнеспособности личности нами было организовано сложное по дизайну исследование.

Организация исследования

Эмпирическое исследование предполагало проведение трех эмпирических серий. Во всех трех сериях эмпирическим референтом ментальных ресурсов выступали представления субъекта о собственных «внутренних силах». Основными методами исследования являлись полуструктурированное феноменологическое интервью. в период взрослости изображение линии жизни (методика «Life Line» в варианте пятилетних интервалов).

Первая серия была нацелена на изучение восприятия трудных жизненных ситуаций и представлений о собственных ресурсах в период ранней взрослости (n=39), среди них 9 мужчин, 30 женщин, в возрасте от 23 до 61 лет (М=38,7).

Третья серия была посвящена изучению истощения ментальных ресурсов (причин и феноменологии) у родителей, воспитывающих ребенка с ограниченными возможностями здоровья (детским церебральным параличом) не менее 4 лет (n=38; 30 матерей, возраст от 26 до 38 лет, М=31,4; и 8 отцов, возраст от 34 до 45 лет, М=42). Возраст детей с ограниченными возможностями здоровья на момент исследования составил от 4 до 8 лет. Исследование проводилось в г. Костроме и Костромской области. Дополнительно использовался Опросник способов совладания (ОСС) Р. Лазаруса, С. Фолкман, адаптированный Т.Л.Крюковой, Е.В. Куфтяк, М.С.Замышляевой (Крюкова, 2007).

Результаты исследования и их интерпретация

В первой серия исследования нами была проанализированы представления о ментальных ресурсах у школьников, студентов и взрослых и ситуации их мобилизации, что позволило зафиксировать укрепление жизнеспособности личности по мере приобретения опыта совладания с  стрессовыми ситуациями.

В период взрослости респонденты рассматривают ресурс как источник, запас сил, запас энергии, «силы, дар, способности» человека, то есть как некие внутренние качества, возможности, способности, позволяющие «жить успешно». Как и на предыдущих этапах, были выделены пять основных групп ментальных ресурсов:

– эмоционально-волевые (44,3%): уверенность, независимость, доброта, преданность и любовь к родителям, детям, жизнелюбие, сдержанность, вера в Бога, целеустремленность, настойчивость, решительность, трудолюбие, терпение, ответственность, собранность, сила воли, упорство, жизнестойкость, пунктуальность, хладнокровие, мужество, твердость характера, умение концентрироваться на задаче, эмоциональная устойчивость;

– интеллектуальные (20,9%): интеллект, ум, рациональное мышление, чувство юмора, способность к самоанализу (рефлексия), «умение думать», мудрость, креативность, любознательность, интерес к новому, гибкость, оптимизм (сознание того, что жизнь продолжается), позитивное мышление, умение извлекать новый опыт;

– коммуникативные (18,6%): коммуникабельность, общительность, эмпатия, открытость, отзывчивость, толерантность к людям, умение слушать людей, умение находить общий язык;

– мотивационные (11.6%): стремление добиться успеха в жизни, быть успешным, вера в лучшее, желание, чтобы гордились, цель в жизни, стремление к росту, желание развиваться, желание учиться, стремление к самовыражению и самореализации;

– телесные (4,6%): сила, выносливость, привлекательность (красота); кроме того, 30% респондентов как особый ресурс выделяют воспринимаемое состояние здоровья.

Необходимо отметить различия в ментальных ресурсах между мужчинами и женщинами: мужчины чаще считают ресурсами уверенность (φ*=3,25, р≤0,000), эмоциональную устойчивость (φ*=1,82, р≤0,034) и физические качества (φ*=1,91, р≤0,028): «Моим ресурсом физическая сила является тоже, если надо, я могу руками работать. Могу себя защитить и свою семью» (муж., 52 л.). Женщины чаще, чем мужчины, называют ответственность (φ*=1,68, р≤0,046), терпение (φ*=2,40, р≤0,008), любовь к детям (φ*=2,84, р≤0,000): «В стрессовых ситуациях мне помогают выдержка, терпение, умение не конфликтовать, быстрая реакция, умение концентрироваться. С возрастом появилась объективность, уравновешенность, женская мудрость,  – это главные мои ресурсы» (жен., 37 л.).

Обращает на себя внимание тот факт, что взрослые люди отмечают ресурсную роль социальных отношений, институтов и групп: семья (дети, внуки), друзья, культура и искусство: «мой ресурс – это, прежде всего, моя семья: они дают мне силу, поддерживают меня» (жен., 46 лет).

Третьим важным результатом стало выделение когнитивных критериев отнесения ситуаций к трудным: новизна (первый экзамен, первая практика), непредсказуемость (провал на экзамене, неожиданная болезнь), экстремальность (избиение, смерть близкого), необратимость (утраты, смерть), плотность событий (лагерная смена, сессия).

В качестве ситуаций вызовов, которые потребовали мобилизации значительных ментальных ресурсов, взрослые люди чаще всего называют экстремальные и напряженные ситуации, в то время как повседневные трудности фактически не требуют мобилизации, вероятно, это связано с накоплением жизненного опыта.  

Итак, наиболее значимым событием для 47,6% респондентов является рождение ребенка: как субъективно трудное, вызвавшее чрезмерное напряжение сил, потребовавшее вложения дополнительных ресурсов, его называют 62,5% женщин и 33,3% мужчин (φ*=1,90, р≤0,028): «Сын родился, мне всего 21 год был. Муж тогда в другом городе учился. Я ночами вставала, проверяла, дышит ли, боялась за сына очень, почти ночей не спала. Пока в больницу не попала…» (жен., 52).

Более чем для трети респондентов (36,5%) стрессом послужило начало обучения, особенно профессионального, связанного с переездом, сменой места и образа жизни. Это событие, в актуально переживаемое как трудное, как «беда, ужас», спустя несколько лет оценивается как причина изменений: «Я в 14 лет уехала из дома учиться. Был человек – квартирная хозяйка – она со мной очень много разговаривала. Я стала полностью другая, более стойкая в жизненных неурядицах. С благодарностью ее вспоминаю» (жен., 29). Как экстремальная трудность оцениваются респондентами потери  близких, тяжелые болезни: «Умерла мама. До этого я была маленькой. Пришлось повзрослеть, стать сильной» (жен., 61).

Интересно, что целая группа ситуаций, требующих вложения ментальных ресурсов, касается профессиональной сферы: начала профессиональной деятельности, профессиональных достижений, смены работы: «Я перешла в другую больницу работать, после перерыва операционной сестрой. Ужасно трудно было, руки не слушались совершенно. Тогда я инструмент стала домой брать, тренировалась с закрытыми глазами… Ответственность за дело помогла, настойчивость… Я очень здесь работать хотела» (жен., 32). 

При анализе вербальной продукции становится очевидно, что респонденты не просто приводят факты, но объясняют события, определяют их личностный смысл и субъективную ценность собственных ментальных ресурсов. Поэтому в нарративах значительной части респондентов ресурсы «появляются» не сразу, они как бы постепенно «проявляются» из интерпретаций своего поведения в ситуации: респонденты начинают рассказывать о событиях жизненного пути, о том, что они «тогда» думали, какие поступки совершали, какими качествами или ресурсами обладали «тогда» и что в них открылось после этого события или со временем. Кроме того, на основе концептуализации опыта осознаются изменения в системе ресурсов, которые «появляются», «открываются», «создаются специально», потому что «жизнь учит»: «И положительные события, и отрицательные увеличивали, укрепляли мои ресурсы, сделали меня способным совершать поступки и отвечать за них» (муж., 25 лет); «Пока учишься в школе – идет приспособление за счет того, что у тебя есть. А затем идет выработка качеств, что-то в себе специально создаешь. Жизнь учит» (жен., 37).

Обобщим результаты исследования

Третья серия исследования посвящена описанию феномена истощения ментальных ресурсов в ситуации хронического стресса. Особенностью данного исследования является попытка связать истощение ресурсов со снижением эффективности совладающего поведения, под которым понимается осознанное, целенаправленное поведение субъекта ориентированное на устранение стрессора или на изменение своего эмоционального состояния. Обязательными условиями участия в группе были добровольность, наличие медицинского диагноза у ребенка и восприятие этой ситуации как тяжелого жизненного события.

В качестве наиболее стрессогенных факторов, связанных с болезнью ребенка, родители называют неконтролируемость ситуации (81%), материальные трудности (78%), ухудшение отношений с супругом / супругой (63%), монотонность и однообразие (60%), отсутствие поддержки (71%), страх за будущее ребенка (28%), а также «неоправданные надежды» и «зря потраченные силы». Важным результатом было выявление и описание феноменологии истощения ресурсов. Так, наиболее выраженными эмоциональными проявлениями являются: сильная усталость (65,8%), постоянное психическое напряжение (57,9%), неудовлетворенность собой (57,9%), раздражительность (47,4%), отсутствие радости (39,5%), апатия, «разбитость», безразличие (по 36,8%): «Безразличие и апатия ко всему. Нахожусь в постоянном психическом напряжении. Это истощение у меня уже около четырех лет – такое состояние норма жизни. Постоянно чувствую себя опустошенной,  ничего не могу с этим поделать» (жен., 37 лет, замужем, имеет двух детей с ДЦП, не работает).

Из анализа интервью можно сделать заключение о том, что истощение ресурсов отражается на интеллектуальном функционировании. Респонденты отмечают вязкость мыслей, невозможность «ни о чем думать» (39,5%), невнимательность (21%) и невозможность сосредоточиться (21%), а также расстройство памяти (26,3%). Приведем фрагмент из интервью: «Я ничего не могу запомнить, все забываю. Ношу с собой листочек, на котором все записываю. Утром встаю – голова «тяжелая», мысли путаются, не могу ни о чем думать. А вечером лягу, в голове страшное крутиться: вот если бы еще часа два рожать, ребенок бы мертвый родился… Не мучился бы… и я тоже» (жен., 30 лет., имеет дочь с ДЦП и ЗПР 8 лет).

На поведенческом уровне зафиксированы следующие проявления: 39,5% кричат, укоряют близких и ребенка, 36,8% постоянно, «по поводу и без» плачут, 21% употребляют алкоголь, курят, 10,5% демонстрируют агрессию (ударяют, толкают, замахиваются, «стучат по голове») по отношению к больному ребенку.

Соматическое состояние также не является оптимальным: 36,8 страдают бессонницей или плохо, «тревожно» спят («все время ворочаюсь», «без конца просыпаюсь», «не могу уснуть, тяжелые мысли в голове ворочаются»), 23,7% постоянно принимают лекарства, отмечают потерю аппетита (21%), снижение сексуального влечения (10,5%), а также постоянные боли, чаще всего головные и сердечные (18,4%).

Анализ бесед с родителями позволяет утверждать, что истощение ментальных ресурсов ведет к уменьшению контактов с окружающими, а это, в свою очередь, – к обостренному переживанию одиночества: «мне уже ни кто не поможет,  лучше быть одному»,  «людям нет дела до моего горя,  поговорят, успокоят, а толку? Я все равно остаюсь одна со своей проблемой» и т.д. Полученные из интервью данные также свидетельствует о снижении самооценки («я во всем виновата», «я плохая мать, иногда мне его убить хочется»), ощущении зависимости от ухудшения отношений с окружающими, потере жизненных ориентиров («Не вижу смысла жизни, ради чего стараться? Все, что делала раньше, не приносит никаких результатов»).

В исследовании зафиксированы изменения в выборе стратегий совладающего поведения от момента постановки диагноза к настоящему моменту. Совладающее поведение на момент постановки диагноза изучалось нами ретроспективно, на основании самоотчетов. Итак, при столкновении с экстремальной ситуацией (постановка медицинского диагноза ребенку) родители использовали такие стратегии как Планирование решения проблемы (75), Самоконтроль (63,3), Поиск социльной поддержки (67,2). В рейтинге стратегий совладания реже встречаются Дистанцирование (46,6), Конфронтативный копинг (55) и Положительная переоценка (54,7). Несмотря на шок («хотела кричать во всё горло о помощи», «ступор, шок и тело как будто каменное»), родители, узнав о диагнозе ребенка, чаще всего сосредотачивались на проблеме, пытались ее решать, обращались к специалистам, старались не показывать своих чувств чужим, обращались за помощью к родным, искали информацию о болезни ребенка, хватались за малейшую возможность хоть как-то воздействовать на ситуацию («откуда я мог знать, что делать, но все равно хватался за все возможности!»).

Однако по истечении нескольких лет стратегии совладания под воздействием хронического стресса меняются: родители значимо чаще начинают прибегать к таким стратегиям как Избегание (89,3; Т=70,5, р≤0,014), Дистанцирование (75,5; Т=65,5, р≤0,013), реже обращаются к Планированию решения проблемы (51; Т=185,5, р≤0,033).

В принципе, наши результаты соотносятся с данными М.С. Голубевой, изучавшей совладающее поведение родителей детей с тяжелыми нарушениями развития и доказавшей, что чем больше родители заняты поиском решений проблем с целью их полного разрешения, тем больше они подвержены эмоциональным расстройствам, депрессии и разочарованиям (Голубева, 2006). Между тем, другие исследования свидетельствуют о том, что не все родители детей с тяжелыми нарушениями воспринимают эту ситуацию как безысходную, не позволяющую радоваться жизни. В этом случае их ментальные ресурсы и не истощаются (М.С. Голубева, Т.Л. Крюкова, Е.В. Куфтяк).

Таким образом, необходимо констатировать, что состояние истощения ментальных ресурсов провоцируется хроническим стрессом или чередой неблагоприятных событий в жизни, в результате чего негативные эмоции накапливаются, аккумулируются при отсутствии «разрядки», возможности их отреагирования. Важнейшую роль в возникновении состояния истощения родителей играет концептуализация ситуации, связанной с болезнью ребенка, как безысходной, трагической, изменяющей жизнь семьи, непозволяющей им радоваться жизни и быть счастливыми.

Не вызывает сомнений, что истощение ментальных ресурсов затрудняет адаптацию человека к меняющимся условиям его жизнедеятельности и лишает его способности к активному действию, что дает возможность рассматривать истощение как дезадаптивное состояние, снижающее жизнеспособность личности.

Итак, подведем итоги.

1. Теоретический анализ позволил выделить в качестве критериев жизнеспособности способность человека жить осмысленно и продуктивно в трудных условиях, а это значит, эффективно совладать с жизненными стрессами, в том числе, экстремальными, быть социально адаптированным и компетентным, управлять собственными ресурсами.
2. Эмпирические данные позволяют зафиксировать возрастающее разнообразие ситуаций от подросткового возраста к взрослости, опыт совладания с которыми повышает жизнеспособность личности. Это ведет и к укреплению системы ментальных ресурсов субъекта, репертуар которых расширяется, а сама эта система становится более дифференцированной и организованной.
3. Нам удалось выделить пять групп ментальных ресурсов (эмоционально-волевые, интеллектуальные, коммуникативные, мотивационные и телесные). Однако, и это особенно ярко проявилось в пожилом возрасте, важнейшую роль для сохранения жизнеспособности личности играют высокий уровень самопринятия, уверенность в себе, независимость, принятие собственного старения осознанное отношение к жизни, способность к саморегуляции и социальные навыки.
4. Истощение ментальных ресурсов ведет к нарушению функционирования человека на всех уровнях (психическом и соматическом) и возникновению депрессивных состояний, что снижает жизнеспособность личности.
5. Все это позволяет сделать вывод о ведущей роли ментальных ресурсов в сохранении жизнеспособности личности.

 

Список литературы

Ананьев Б.Г. Человек как предмет познания. СПб, 2001.

Бернс Р.  Развитие Я-концепции и воспитание /Пер. с англ. - М.: "Прогресс", 1986.

Голубева М.С. Совладающее поведение родителей, воспитываю днтей с тяжелыми сенсорными нарушениями: Автореф. дисс….канд. психол. наук. Кострома, 2006.

Дорьева Е.А. Ресурсы совладающего поведения у людей разного возраста // Стресс, выгорание, совладание в современном контексте / Отв. Ред. А.Л. Журавлев, Е.А. Сергиенко. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2011. С. 314-335.

Крюкова Т.Л. Методы изучения совладающего поведения: три копинг-шкалы. –  Кострома: Авантитул, 2007.

Куфтяк Е.В. Психология семейного совладания: монография. Кострома КГУ им. Н.А. Некрасова, 2010.

Лактионова А.И. Взаимосвязь жизнеспособности и социальной адаптации подростков: Автореф…. канд. психол. Н. М., 2010.

Махнач А.В., Лактионова А.И. Жизнеспособность подростка: понятие и концепция // Психология адаптации и социальная среда: современные подходы, проблемы, перспективы / Отв. Ред. Л.Г. Дикая, А.Л. Журавлев. – М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2007. 

Нестерова А.А.  Социально-психологическая концепция жизнеспособности молодежи в ситуации потери работы: Автореф… докт. псих. наук. М., 2011.

Сергиенко Е.А. Контроль поведения: индивидуальные ресурсы субъектной регуляции [Электронный ресурс] // Психологические исследования: электрон. науч. журн. – 2009. – №5(7). – URL: http://psystudy.ru (дата обращения 26.09.2010).

Хазова С.А. Ментальные ресурсы субъекта в разные возрастные периоды: Дисс…. докт. псих. наук. Кострома, 2014.

Шубникова Е.Г. Теоретические подходы к изучению структурных компонентов жизнеспособности личности как основы профилактики зависимого поведения // Российский гуманитарный журнал. 2013. Т.2. №1. С. 14-20.

Ball J., Peters S. Stressbezogene Risiko- und Schutzfaktoren // Stress und Stressbewaeltigung im Kindes- und Jugendalter / Hrsg. I. Seiffge-Krenke, A. Lohaus. – Goettingen, Hogrefe, 2007. – P.126–146.

Hobfoll S.E. Conservation of resources: a new attempt at conceptualizing stress // American Psychologist. 1989. 44 (3). Р. 513-524.

Hobfoll S.E. Stress, culture, and community: The psychology and philosophy of stress. New York: Plenum, 1998.

Masten A.S. Regulatory processes, risk and resilience in adolescent development // Annals of the New York Academy of Sciences: In R. E. Dahl, L.P. Spear (Eds.). Adolescent brain development: Vulnerabilities and opportunities. – N. –Y.: New York Academy of Sciences. –2004. – Vol. 1021. – Р. 310–319.  

Werner E.E., Smith R.S. Overcoming to the odds: High risk children from birth to adulthood.–  N. Y.: Cornell university Press, 1992.

 

 

Mental resources of the subject and the viability of personality*

S. A. Khazova*

*doctor of psychological Sciences, associate Professor, social psychology Department, Kostroma state University. N. Nekrasov Kostroma

 

Keywords. Mental resources; the viability of the individual; accumulating resources; loss / depletion of resources; coping behavior; the conceptualization of the experience; a difficult situation.

Summary. The article describes the relevance of the study of  personal mental resources and human viability in the period of social and economic problems acute in Russian society. There is define the study operating concept: vitality, mental resources; and emphasize that they are associated with effectiveness of coping with difficult life (stressful) situations. The results of the three series of empirical researches are analyzed here (priority research method - Semi-structured phenomenological interview). The research of personal mental resources in adolescence, youth, adulthood (n = 116) 1. allows us to fix the accumulation and increased of mental resources associated with acquisition of coping experience and its conceptualization; 2. emphasizes the role of the perception of itself as a viable and active in adapting to the "removal from affairs "; mental resources of two groups elderly people (n = 50, satisfied / dissatisfied with life) are compared; 3. describes the state of resources depletion in a chronic stress situation (children with HIA, n = 38). The conclusion about the decisive contribution of personal mental resources to preservation and development of the individual vitality is there.